У вас включен блокировщик рекламы, сайт может работать некорректно.
GEO.PRO
Geometria Lab
Загрузить
Geometria

"ПРАВДА ЖИЗНИ" с Верой Полозковой

10.06.2010
Дмитрий Колезев: Меня зовут Дмитрий Колезев,
я – жуналист информационного агентства URA.RU. Мне сегодня помогает вести Данил Голованов,из агентства Red Pepper. У нас сегодня в гостях замечательный гость. Сложно эпитеты подобрать. Как сказано в афише «Девушка, которая поэт». Вера Полозкова, так же известная, как ЖЖ-пользователь vero4ka. Аплодисментами давайте поприветствуем. У Голованова был такой… Первый потрясающий вопрос.

Вера Полозкова: Как так? Трибуны ревут.

Данил Голованов: Для начала, хотелось бы
спросить, какой повод был вообще для визита в Екатеринбург?

Полозкова: Вы будете стоять, а я буду сидеть?

Колезев: Нет, нет. Я тоже сейчас стул возьму.

Голованов: И мне, пожалуйста, передай. У
нас тут субординация.

Колезев: Никому не загораживаем?

Полозкова: Аха, вот тут как теперь. То есть,
вы - добрый и злой полицейские. (театрально) Я ничего не скажу!

Колезев:  (в тон ей) Зачем приехала?

Полозкова: У моего друга Леши Кукарина
есть бабушка. Ей исполняется 77 лет. Бабушка пирата Такая героическая совершенно бабушка, про которую мне рассказывали 4 года. И мне почему-то ужасно захотелось поздравить ее лично. И вчера у меня была такая возможность.

Колезев: Вчера исполнилось, да?

Полозкова: Да.

Полозкова: Бабушка…  (обращаясь к Леше)
Можно я расскажу это? Так. Леша дал отмашку. Кстати, давайте поприветствуем маму Леши Кукарина. Она тоже здесь сегодня. Непростая такая женщина

(Аплодисменты)

Колезев: И бабушке аплодисменты…

Полозкова: Да. Бабушка вешала занавеску
в Лешиной комнате, к его приезду, упала. Ходит теперь с перевязанной рукой, как настоящая бабушка пирата. Говорит что она Чапаев и  боевой товарищ. Она прекрасна абсолютно и я надеюсь, что всем нам достанет иронии и здравого смысла, чтоб быть такими в 77.

Колезев: А подарила что бабушке?

Полозкова:  Для бабушки есть еще подарок.
Вот такой (Показывает) И еще один вот такой.

Голованов: Может, немножко расскажешь?

Колезев: Да, вот…

Полозкова: Это пластиночка.

Колезев: Это аудиокнига

Полозкова: Она неплоха, как мне кажется.

Колезев: Что там такое? Расскажи.

Полозкова: Там я, которая читает стихи.
В перерывах эти… прекрасные люди (которые делали диск) вмонтировали туда мои шуточки, оговорки. Всякие эти вот «Блин! Давайте перечитаем!» и «Что это вообще происходит в студии? Выметайтесь все, я не могу работать!» И там… Как я устаю и начинаю петь колыбельную… Там в середине есть этот трек. В общем, они смонтировали кучу шумов, потусторонних всяких звуков. Получилась очень смешная пластинка с музыкой. Она сделана как рок альбом, по большому счету. Там очень, без дураков, крутые композиторы. Долго с ней работали. Она вообще любовно сделана. Долго делалась – несколько месяцев. И такая… Прям, я ей горжусь. Леша делал дизайн.

Колезев: Хочу напомнить, что у нас формат
общения такой: в зале каждый может поднять руку. Тот из нас, кто будет посвободнее, подойдет с микрофоном, и Вере можно будет задать какой-нибудь вопрос.

Полозкова: Только какой-нибудь хороший.
У меня через час концерт. Мне нужно быть в хорошем настроении.

Колезев: Да, мы договорились тут…

Полозкова: Нельзя мне гадости говорить
сегодня!

Колезев: У нас есть буквально сорок минут
времени. Потому что через час должен начаться концерт в баре-клубе 2 КУ. Куда, кстати говоря, мы всех приглашаем. Можно придти и увидеть Веру в творческом разговоре.

Полозкова: Там тоже можно будет с нами разговаривать,
писать нам записки, всячески отвлекать нас от творческого процесса. Ничего страшного не будет.

Голованов: Сегодня где-то можно будет купить
этот диск?

Полозкова: Да. Там он будет лежать.

Колезев: Я правильно понимаю, что, кроме
как сегодня его купить вообще нельзя?

Полозкова: Ну… Надо просто быть изобретательнее
для того, чтобы это сделать. По-хорошему, он должен лежать в больших магазинах с дисками… В том числе в книжных, там где аудиокниги. В Москве продается…

Колезев: На ozon’e.

Полозкова: Да, на ozon’e он лежит. Но на ozon’e
дороже, чем мы его сегодня продаем. Так-то!

Колезев: Я сегодня, когда… Так, с утра, уже,
предвкушая наше общение…

Полозкова: Предвкушали, прям, с утра?

Колезев: Да.

Полозкова: Ой, как приятно!

Колезев: Читал твою ленту в ЖЖ и наткнулся
на скриншот передачи утренний экспресс, где сидит Вера. Там такой титр «Вера Полозкова, поэтесса» и такой коммент: «Не думал. Что поэтессы могут ездить по стране с гастролями пока не посмотрел сегодня «Утренний экспресс». В том смысле, что с промо, подарками и эфирами. Отстал от жизни». Это явление, это что такое? (поездка по стране)

Полозкова: Это смешно. Ну, это как бы, ну
это смешно. Это правда. Единственная причина, по которой мы ездим с промо-гастролями по стране, это потому что это – смешно. На самом деле, не то чтобы у меня был какой-то менеджмент, дирекция, фиксированная процентная ставка, райдер и все прочее. Мой райдер, мой великий продюсер Кукарин включил в нее только бутылку темного рома. Единственное что входит в нее..

Колезев: А где она?

Полозкова: Вот! Мне обещали в клубе ее выдать
после концерта. Он входит в сет. С двумя микрофонами, тремя барными стульями и петличками специальными.

Колезев: Я просто подумала о том, что… Я,
когда в школе учился, мне очень нравилось читать про серебряный век в русской литературе. Потому что, как мне кажется. Там было такое приятное явление, когда поэты были настоящим, как бы сейчас сказали «лидерами общественного мнения», что ли, звездами… Тогда они были настоящими звездами. Вот. Популярность Веры Полозковой: люди пришли в кафе, люди идут в холл послушать. Это такой ренессанс популярной поэзии или нет?

Полозкова: Это очень нескромно тогда получается,
что ты встаешь во весь рост и заявляешь: «Я олицетворяю собой всю современную поэзию. Давайте-ка…» Это неправильно. Это какая-то странная история, которая случилась со мной. Не то чтобы я там… мечтала проснуться и иметь возможность на весь Екатеринбург говорить в микрофон, чем я занимаюсь. Но, так получилось, наверное, просто потому что у нас довольно ненапряжный подход к этому. Мы никогда натужно ничего не пиарили, не распространяли, не лезли ни в какие сообщества, чтобы прославиться. Не покупали телеканалы. Ничего вообще никогда в жизни за деньги такого не делали. Просто, у меня очень много друзей. Все мои друзья - ужасно талантливые люди. Ну, потому что  как-то так получилось… Вот. И, сначала, стало скучно читать стихи просто так. Хотелось какой-то рокерской истории. Хотелось с музыкой, с импровизацией, с какой-то программой, там… пить на блоке. В итоге у нас уже несколько программ. Есть блюзовая, как сегодня с Лешей. Есть рокерская. Когда мой друг играет на бас-гитаре, импровизирует. Есть другая совсем, почти бардовская история. Мне нравится много чего пробовать. Мне кажется жизнь слишком короткая штука, чтобы сидеть на одном месте и страдать, и проклинать, что у тебя ничего не получается. Надо очень много чего делать. Вот, делаю.

Колезев: Пока тут жду каких-то рук поднятых,
пока хочу сказать…

Полозкова: Я не вижу ваших рук, друзья.

Колезев: Да, я тоже не вижу. Где они? Вот…
(оборачивается) А, вы просто помахали? Я жду вопросов.

Полозкова: Уауауауау!

Колезев: Мне кажется, весь успех и вся популярность
она от этой искренности, да? Без покупки каналов… Чего-то еще… Все как-то от души.

Полозкова: Не знаю. Мне говорят, что это
неправдоподобная история. Например, Миша Козырев, речь о котором заходила сегодня несколько раз. Чьи смеющиеся фотографии я встречаю на радиостанциях города Екатеринбурга, и прямо так, чувствую подъем сразу же. Он меня сам нашел. Он мне позвонил тогда на работу, я еще работала тогда, сказал: «Слушайте, Вера, мне страшно неловко… Можно позвать вас на программу?». У меня был такой… Ты такой школьник. Ты проснулся и тебе Мадонна звонит. Ты в таком ужасе, смешанном с восторгом. Думаешь: «Что я говорить-то буду?» Как в том анекдоте: «Куда я полез? Я и читать-то не умею». Он прекрасный совершенно. И как-то мы быстро и подружились и начали делать какие-то вместе вещи. В том числе эфиры. Сейчас он занят огромным проектом, который поглощает все его время. Прилетит и расскажет нам о нем. Потому что он скоро тоже будет здесь. Он звонил и сказал, что мама его собирается ко мне завтра на концерт.

Голованов: Многих людей интересует вопрос
раскрутки блога в ЖЖ, на данный момент, в том числе и меня. Расскажи поподробнее хронологию своего блога. Как все начиналось? Как получилось, что сейчас у тебя друзей больше, чем у всех сидящих в этом зале?

[ http://files.geometria.ru/pics/thumbnail/10592291.jpg ] [ http://files.geometria.ru/pics/thumbnail/10592297.jpg ]
[ http://files2.geometria.ru/pics/thumbnail/10592299.jpg ] [ http://files.geometria.ru/pics/thumbnail/10592300.jpg ] [ http://files.geometria.ru/pics/thumbnail/10592305.jpg ]

Полозкова: Друзей… Друзей, я не думаю, что
у меня невероятно много. И, тем более, больше чем у всех людей здесь сидящих. Но людей, которые меня читают, их действительно в один момент стало какое-то большое количество. Удивительно. В шестнадцать лет… Мне было шестнадцать лет, я была – тщеславный подросток. В клешах, в тяжелых ботинках из магазина «Обувь 21 века», с косой. Не умела краситься, не умела говорить толком. Страшно боялась мальчиков. Завела себе блог… Даже, не так было. Мне его подруга подарила, которая была уже знаменитостью к тому моменту, ее читали 400 человек. Тогда, если тебя на заре (это был 2002-2003 год), если тебя читали 200 или 300, ты был просто поп-идол. Ничего другого не надо было. Весь ЖЖ состоял, по-моему, из 5000 или 6000. Деревенька такая. Все помещались в одни пироги, когда все собирались. И читали меня. На протяжении нескольких лет 30, 60 там, 70… А потом, вдруг началась история, когда их стало 1000 или несколько тысяч. И позвали первый раз в телевизор, поговорить про блоггинг. А когда ты такой честолюбивый всю жизнь был, это все страшно интересно сначала. Тебе кажется, что вот, наконец-то дожил. А дальше это становится невероятно скучно. Все задают одни и те же вопросы, телеканалы похожи один на другой. Никому, на самом деле, на этих телеканалах и радиостанциях нет до тебя ни малейшего дела. Это их работа потому что. Они смотрят на тебя, за 4 секунды сканируют, что у тебя спросить. И, как правило, тебе этот вопрос задавали уже. Восемь тысяч раз до этого. И в этом нет никакой большой тайны, никакой большой сакральности. Радость в другом. Радость – все время что-нибудь делать новое, подключать любимых людей, чтобы они тебе в этом помогали. Дизайнеров ли, музыкантов ли, актрис ли, режиссеров… арт-директоров площадок, я не знаю. Интересно взаимодействовать. И все прочее.

Голованов: А общение в интернете оно более
искреннее, чем на телеканале?

Полозкова: С друзьями да, а так-то комментарии
закрыты уже года два, потому что это невозможно. Вы просыпаетесь, у вас 200 каких-то сумасшедших сообщений от людей, которых вы не знаете. Вы чувствуете себя дворником, который отвлекся на пару секунд, а то, что он расчищал последние пару часов, занесло по макушку. И ему нужно сначала все начинать. Знаешь, ты такой санитар леса бесконечный Я выбрала, что мне интересно общаться с 20-ю людьми, которых я люблю. А всех остальных я не знаю и мне абсолютно неинтересно, что они скажут.

Голованов: И за статистикой тоже неинтересно
следить?

Полозкова: Ну, нет. Нет. Я смотрю, какое там
число. Иногда  меня это смешит. Я давно не слежу кто добавляет, кто удаляет, тем более, не читаю этих журналов. Я посмотрела, меня как-то поразила эта цифра, за семь лет ведения журнала мне поступило около 60 000 комментариев. В принципе, когда ты получил 60 000 комментариев, нет такой информации о тебе самом, которую ты не мог бы предсказать наперед, что тебе напишут. То есть, невозможно. Они перебрали все варианты, которые только можно ругательств, обвинений, оскорблений, угроз и похвал.

Колезев: А за что ругают, за что оскорбляют?

Полозкова: Ну, слушайте, было много прекрасных
историй, которые я очень люблю рассказывать. Была конспиративная версия, что я дочка Киркорова. Которого я очень люблю. Мы все коллективно угадывали маму, в таком случае. Выдвигались версии, что это Елена Батурина, с чем я категорически не могу согласиться. Еще была версия, что стихи и тексты за меня пишет моя мама, потому что человек в 18 – 19 лет не способен на русский язык такой, связный и членораздельный. У меня был удален ЖЖ. И есть несколько конспиративных версий, почему он удален, в частности, была версия, что мама моя сломала 2 руки, что было правдой, кстати, на тот момент, и отказалась со мной взаимодействовать. Хронически не может больше писать за меня тексты, поэтому журнал закрыт. Я очень люблю это, когда не просто тупое хамство или попытка быковать на пустом месте, а какая-то веселая изворотливая желтизна… Я ее очень люблю читать, она мне нравится. Журналистское образование у самой. Всегда было интересно, что про меня придумают.

Колезев: Мне сегодня на глаза попался пост
другого популярного блоггера, который рассказывает о том, как изменилась его жизнь с тех пор как он стал популярным блоггером, и как изменился  его ЖЖ. Он пишет: «Еще появилась самоцензура. Раньше пост «как я натер ногу» был нормальным явлением. А сейчас думаешь «вот там с той стороны экрана сидит куча народа, а ты – про натертую ногу». У тебя появилось как-то?

Полозкова: Конечно. Я не пишу как Тёма, о
регулярности стрижки ногтей. Еще проблема вот какая… На самом деле не напишешь много прекрасных историй, потому что их читают не только те, кто тебе их рассказали, но и их девушки, родители их девушек, преподаватели этих девушек в том числе, которые легко очень узнают этих девушек по описанию, ну и огромная ячейка людей. Если ты пишешь там про какую-нибудь смешную девушку друга, то будь уверен, что и девушка друга и вся ее компания прочитают это и придаст этому всему трагизм. Поэтому приходится выбирать самые безобидные шутки. Они, конечно, лишены большого заряда эмоционального, но было очень много смешных историй, когда люди звонили мне, например, мои друзья. И глухими голосами просили у брать про себя что-нибудь, потому что их новая женщина очень жестко читает все, что я пишу, и про них в том числе. И нехорошо обводить такие факты биографии. Я скучаю по временам, когда совсем не задумывалась, кто это прочтет, а просто было ужасно смешно. Но у меня есть бумажный дневник. Когда-нибудь все умрут, его издадут и люди узнают правду.

Колезев: Вижу руку. Давай, я схожу.

Из зала: Здравствуйте. У меня вот такой
вопрос. Вы ведете блог. И, наверное, в блог пишете стихи.

Полозкова: Да.

Из зала: И потом, наверное, происходит такой
момент, вы из этих стихов, которые у вас написаны в блоге, делаете книжку. Вопрос в том…

Полозкова: «На что вы надеетесь, Вера?»

Из зала: Да, на что вы надеетесь? И вообще,
имеет ли это смысл? Понятно, когда человек писал в стол, а затем это издает. Зачем это вам?

Полозкова: Хороший вопрос. И я, кстати, достаточно
часто себе его задаю.

Колезев: Зачем книжка, если и так уже все
в ЖЖ опубликовано.

Полозкова: Во-первых, да. Во-вторых, зачем,
если у тебя в ЖЖ-читателей больше, чем тираж этой книжки, которых там… 3000 экземпляров. Ну, дело в том, что, время от времени мне надо давать работу своему другу Кукарину, который верстает эти книжки. Кстати, очень талантливо. Вот, мне, например, нравится, как сделана последняя. Ну, круто, правда.. Они все. Они, прям… Он очень серьезно подходит к этому вопросу. На одну такую обложку уходит до трех бутылок виски. (Кукарину) Извини (смеется). На самом деле нет ничего приятнее, чем какому-нибудь приятному, но малознакомому человеку подарить свою книжку. Тот, кто однажды узнал вкус этого действия… Привезти, маме показать. Мама на самом деле не понимает, что такое интернет. Мама до моих, достаточно серьезных уже лет, говорила «Вера ушла играть в интернет». Для нее это какая-то онлайн-игра, правила которой, ей не понятны. В общем, она права в чем-то. А когда можно почитать, потрогать и, там, подарить бабушке друга, человеку, которого уважаешь, декану собственного факультета, незаслуженно брошенного, которому действительно никогда не придет в голову, зайти на твою страницу - это ужасное счастье. Плюс ко всему, приятно идти где-то в магазине «Республика» и увидеть наклейку «Республика рекомендует».

Колезев: «Распродажа».

Полозкова: Да, да. «Скидки». Подумаешь: «Вот,
не зря я, видимо, жила, по большому счету». И автографы. Автографы на веб-странице не поставишь.

Колезев: Дашь автограф?

Полозкова: 300 баксов.

Колезев: Хорошо.

Голованов: Плюс, стоимость книжки.

Колезев: Да. Мне еще попалась на глаза цитата
из Дмитрия Быкова, который говорил про тебя: «Если у нее хватит сил, то мы получим первоклассного поэта». У меня в связи с этим два вопроса. Во-первых, что значит, «хватит ли сил»?

Полозкова: Хватит ли сил читать рецензии
Димы Быкова на протяжении всей… (шутит) Выносить его.

Колезев: Их же очень много.

[ http://files.geometria.ru/pics/thumbnail/10592318.jpg ] [ http://files.geometria.ru/pics/thumbnail/10592319.jpg ]
[ http://files2.geometria.ru/pics/thumbnail/10592324.jpg ] [ http://files.geometria.ru/pics/thumbnail/10592329.jpg ] [ http://files.geometria.ru/pics/thumbnail/10592330.jpg ]

Полозкова: Дима Быков, прекрасный человек.
Отношение у него ко мне меняется примерно раз в неделю. Он просыпается каждые пять дней с совершенно новым отношением ко мне. У него уже есть несколько десятков статей, в которых я упоминалась. Спектр эмоций от «симпатичная дура» до «ой, какой же это будет в будущем крутой литератор, вообще! Я не могу себе представить даже». Поэтому, чему верить из этого? Дима очень увлекающийся человек, очень эмоциональный. Я желаю ему тоже покоя и равновесия в его судьбе. У меня очень противоречивые с ним отношения. Я его очень люблю как поэта. Но начинаю тихо тосковать от него, как от публициста. Скажем, прямо.

Колезев: А кого еще ты любишь, как поэта?
Да и как публициста, мне тоже интересно.

Полозкова: Я много народу люблю. Я люблю
Линор Горалик очень. Я люблю Яну Фанайлову сильно. Люблю Машу Степанову. Я люблю… Кого люблю? Всеволода Емелина даже иногда мне тоже очень нравится читать. Почему-то с Родионовым… (задумалась) Водянникова я очень люблю, он молодец. Что касается поэтов… Вам ныне живущие интересны или вообще?

Колезев: Все.

Полозкова: Все? Ой, их же бессчетное количество
людей. Роберт Фрост был великий поэт. Марина Ивановна Цветаева была великим поэтом.

Колезев: Я видел в телевизоре твою маму,
которая говорила, что в семь лет ты знала книжку Цветаевой.

Полозкова: Я… Извините… Маму мою нельзя
пускать к телекамерам, Потому что, после этого стыдно еще три дня и хочется уйти из дома. При чем, она это знает. И она полезла смотреть этот ролик в интернете, на канале Культура, посмотрела на себя. Вышла с таким опрокинутым лицом. Такая встала: «Я сейчас знаю, ты на меня будешь кричать, конечно!»

Я говорю: «Мам я не буду кричать. Я вот дошла
до этого места, громко, очень громко и сильно выругалась. И успокоилась». Мама моя почему-то считает, что мои заслуги семилетнего возраста все еще котируются. Очень любит рассказывать журналистам, в каком возрасте я в первый раз пошла, в каком сказала первое слово и когда упала… И это просто невыносимо. Абсолютно. (смеется) Но, видимо, в этом прелесть мам, которую я до сих пор не могу понять. Я, правда, любила очень Цветаеву в детстве. Причем, скорее за музыку стиха, потому что смысла в полном объеме, наверное, тогда еще не могла уловить. Я очень люблю Олейникова и Хармса, и вообще очень люблю всю эту плеяду. Я очень люблю Укленда. Кого еще? Да, массу. Сашу Черного люблю нежной самой любовью. Вертинского очень люблю. Такая была прекрасная эпоха, о которой мы говорим сейчас.

Колезев: А вот эта вот любовь в литературе…
Она откуда взялась?

Полозкова: Не знаю. Телевизор был плохой,
черно-белый. Приходилось книжки читать. Нет, ну, мама… На самом деле, это издержки поздних детей. Когда у тебя рождаются первые дети в сорок лет, ты действительно очень много до этого прочитала. И тебе очень хочется поделиться всеми этими дурацкими сказками и стихами Плещеевой. Я столько лабуды знала наизусть до 10 лет! Я могла, там, цитировать Джека Лондона абзацами и все прочее. Немереное количество. Просто полками я читала, полками. Мне был интересен сам процесс. Мне нравилось как это все там... превращается одно в другое, следить за течением сюжета. Потом, конечно, это заканчивается все диким передозом от книг и ты, в течение лет пяти или шести не можешь читать вообще ничего. Потом потихонечку начинаешь приучать себя заново.

Голованов: Еще такой вопрос, в интернете
написали… Скажи, пожалуйста, ты продаешь рекламу в ЖЖ?

Полозкова: Нет. Не продаю рекламу в ЖЖ. Кстати,
очень глупо поступаю, потому что время от времени… Как объяснить… Случаются курьезы. Я ненавижу социальные сети, все кроме ЖЖ. И у меня есть старый заброшенный профиль в одной из социальных сетей. И, однажды, я полезла по какому-то там запросу. Выяснилось, что есть группа, которая называется «Вера Полозкова». В нее входят 9 000 человек. 9 000 человек собирают, внимание, мои фотографии, аудиозаписи, видео, упоминания в какой-то прессе про меня, и автографы мои они коллекционируют. Чуть ли не рейтинги составляют из свеженаписанных текстов. Я… Как бы сейчас цензурное слово подобрать этому состоянию? Я очень сильно удивилась. Невероятно сильно удивилась и спросила себя: почему, если такое количество людей интересуется моей скромной персоной, у меня в кармане ровно 50 рублей? И я думаю, что на них купить - ватрушку или две поездки в метро. Как же мне бы все это монетизировать-то уже, наконец? Но, если начать это всерьез делать, то мне кажется, утрачивается прекрасная хулиганская простота. С которой ты к этому всему относишься. Этого нельзя допускать. Поэтому рекламу я не продаю. Я продала ее единственный раз, о чем я не жалею. Мне подарили камеру. Которой я фотографирую Индию, Париж и все прочее.  И я про нее написала, когда ее протестировала.

Голованов: А марка камеры…

Полозкова:  (достает камеру) Panasonic Lumix…
Что-то такое…

Голованов: Отлично. Возьмем с них тоже немножко
денег.

Полозкова: Привет им.

Голованов: А еще… Тогда следующий вопрос
назрел. А двойники у тебя были в социальных сетях? Или люди. Которые пытались выдавать свои стихи за твои?

Полозкова: Конечно. А еще были прекрасные
люди, которые перепечатывали тексты без подписи, без авторства и говорили «вот моя девушка мне написала вчера стишок… Как красиво! Правда, молодец она?» А мы это находили по поисковой строке, в богах… и было очень много смешного. Если всерьез к этому относиться, к тому, что тебя там начинают фотожабить, вклеивать в фотографии к другим людям и все прочее, то можно сойти с ума к чертовой матери и начать вести себя как Михалков. Если его заругали в Тёмином журнале, значит надо запретить Интернет. А если какой-нибудь гуманоид на луне скажет, что Михалков снимает плохое кино, то наверное, надо разбомбить Луну, исходя из этой логики. Потому что нельзя допустить территории, на которых он непризнанный. Вот… Но я стараюсь довольно легко к этому относиться. Потому что реально можно сойти с ума, если всерьез относиться ко всему, что про тебя пишут и говорят. Пожалуйста. Не  допускайте таких ошибок никогда, потому что, то, что пишут о вас люди, которых вы не знаете к вам не имеет ни малейшего отношения. Вообще. Они вот скажут это и забудут. А вы будете мучаться остаток недели и отравите себе жизнь.

Колезев: У нас вопрос есть из зала.

Из зала: Меня зовут Ксюша. Привет. Я надеюсь,
что я задам тебе вопрос от которого у тебя не испортится настроение.

Колезев: Можно микрофон поближе?

Из зала: Я надеюсь, что я задам тебе вопрос,
от которого у тебя не испортится настроение.

Ты можешь сейчас почитать свои стихи? Если
нет – то нет.

Полозкова: Оооо… Стихи прочитать….

Колезев: Ну, парочку.

Полозкова: Какой неожиданный вопрос!

Колезев: Если ты не помнишь наизусть, то
вот есть книжка.

Полозкова: Книжка. И вот еще одна есть. Можно
погадать. Страница?

Полозкова: Страницу называем… кто–нибудь,
какую-нибудь.

Из зала: Двадцать четыре!

Из-за дальних столиков: Тринадцать!

Полозкова: Полбутылки рома, два пистолета,
Сумка сменной одежды – и все готово.
Вот оно какое, наше лето.
Вообще ничего святого
Нет, я против вооруженного хулиганства.
Просто с пушкой слова доходчивее и весче.
Мне двадцать пять, меня зовут Фокс, я гангстер.
Я объясняю людям простые вещи -
Мол, вот это мое. И это мое. И это.
Голос делается уверенный, возмужалый.
И такое оно прекрасное, наше лето.
Мы когда умрем, поселимся в нем, пожалуй.

(Аплодисменты)

Колезев: Вера, а что будет лет через двадцать?
Чем ты будешь заниматься?

Полозкова: Очень хороший вопрос. Я думаю,
что настанет конец света. Давно уже, лет двенадцать как… Вы не верите в это? Я очень верю. Я думаю, что это все близко и близко, ну, все ближе и ближе. В этом смысле, все чем мы занимаемся приобретает оттенок окончательного абсурда. Потому что смысла, конечно, все это не имеет никакого конечного, кроме смысла, который происходит здесь и сейчас. А если не будет конца света, то мне будет сорок… О… сорок четыре года.  Дальше уже неинтересно рассказывать.

Голованов: У тебя будут дети?

Полозкова: Да, конечно. Я думаю, что трое.
Во… Мы тут обсуждали с моей подругой, Какое количество детей имеет смысл рожать, и она говорит: «Ну, трое – прекрасно, но только . наверное нужно их от разных отцов, чтоб было разнообразие какое-то» Ну… Коллекцию собрать.

Колезев: Можно разноцветных, желательно.

Полозкова: Ну да, расы разные. А я говорю,
что имеет смысл от одного, чтобы было стилевое единство. Потому что в глазах будет рябить, определенно. Ну да, мы спорили. В принципе, я очень хочу, конечно, чтоб у меня был полон дом детей, вот…  мужчин при этом, желательно, чтоб не было в этом доме. (смеется) Но я не знаю правда. Я надеюсь, я буду жить по 8 месяцев в какой-нибудь теплой стране. Писать там книжки и делать там спектакли. И приезжать сюда с гастролями время от времени, в любимую страну мою, на пару месяцев, и уезжать обратно. Будет ли это Индия, будет ли это Америка, будет ли это Португалия или какая-нибудь еще другая страна – неизвестно. Я надеюсь, что я буду здесь где-нибудь еще, ну… по-человечески выглядеть, и какие-нибудь молодые мальчики будут обращать на меня внимание. Вот. Больше мне не нужно будет ничего.

Колезев: Давай поговорим, собственно, про
Индию. Про тот вопрос, на который ты сегодня по телевизору не стала отвечать. Я. Кстати, понимаю, откуда берется этот вопрос…

Полозкова: «Что вы делали в Индии, Вера.
– Ой, Таня. За семь минут утреннего эфира не расскажешь даже».

Колезев: Я понимаю это. Когда журналисту
говорят, ведущему: «К вам сегодня придет ЖЖ-пользователь vero4ka». Человек заходит  . Человек заходит в твой ЖЖ…

[ http://files.geometria.ru/pics/thumbnail/10592336.jpg ] [ http://files.geometria.ru/pics/thumbnail/10592340.jpg ]
[ http://files.geometria.ru/pics/thumbnail/10592345.jpg ] [ http://files2.geometria.ru/pics/thumbnail/10592350.jpg ] [ http://files2.geometria.ru/pics/thumbnail/10592355.jpg ]

Полозкова: Нет. Не заходит. Для этого специально
есть специальные бледные мальчики, которые заходят и пытаются постичь, что там написано.

Колезев: Вот. Они смотрят, а там одни видео
из Гоа. И, естественно, все вопросы сразу же про Гоа. «А зачем туда люди ездят?» Откуда это увлечение безумное Гоа проснулось у всех?

Полозкова: Я объясню. На самом деле, у этого
давние корни. Оно не первый год существует. Это место культовое. Туда первые хиппи потянулись в начале годов 60х, 70х.. Были времена прекрасные, когда на протяжении долгих-долгих пляжей, практически бесконечных, жили общины людей, сбежавших от цивилизации. Там делали свой рок н ролл. Ходили с длинными волосами голые счастливые. Все у них было прекрасно. Потом, разумеется, это все у них начало коммерциализироваться, так или иначе. Но поскольку это Индия. Безумие, которое там происходило. На фоне местной жизни было там поразительным совершенно. Голые белые люди с длинными волосами, маленькими детьми… живут в очень традиционной стране, где самые застенчивые нации на свете. Очень боящиеся обнаженной натуры. В Болливуде поцелую начали показывать лет пять, как. Поцелуи!  Порно-индустрии нет в Индии. Как факта не существует порно-индустрии. Все очень стеснительные, правда. А тут происходит психоделическая революция. Люди ходят на рынок под ЛСД. Ведут долгие разговоры друг с другом и с вещами, которые покупают. Все вокруг становится очень интересным собеседником. Правда, очень весело и очень круто. А потом, естественно начался туризм и сейчас Гоа выглядит поделенным на две части. Одна часть – это такой «пиратский порт Тортуга», где халеные, высокие, дредатые европейские девочки с пирсингом в носу, в ушах и везде, где только позволяет вообще совесть. В коротких юбках, в высоких сапогах кожаных, с таким «гнездом» на голове, которые продают фенечки или украшения из пуха и такой абсолютный «Геленджик». Который приходит на них посмотреть. Такие тетки с кирпичными щеками, в таких халатах: «Ооооо… Крууууто!» Фотографируют все, подходят. И такие «быки» (пародирует) «Ну, Валь, ну, поехали отсюда… Ну че. Здесь.. наркоманы какие-то… поехали отсюда». И это очень смешно. Потому что тебе по-любому очень интересно и то и другое. Тебе не чуждо, ни то ни другое. Там очень большая русская община… Тысяч сорок, наверное. Тех людей, которые живут сезонами, либо вообще переехали туда. Мы снимали там фильм в этом году про мистические опыты. Про то, как люди получили свои самые большие мистические опыты и прозрения. Планируем его смонтировать и отдать человеку, который занимается в Голливуде большим кинопроектом, и нам это дело заказал, как некий социальный проект. Интересно со всеми с ними общаться. В частности, с какими-то питерскими музыкантами, на пике карьеры сбежавшие в индию. Сменившие имя и выучившиеся играть на индийской флейте. Сидящие на горе и, в течение часа, на камеру, нам играющие на этой флейте. Можно вообще с ума сойти от того, что там происходит.

Колезев: А ты могла бы так сбежать тоже?

Полозкова: Уф… Сколько раз я думала, что
так сделаю. 

Голованов: Что мешает?

Колезев: Да. Ну не сделала же. Почему?

Полозкова: Ну, как вот, я Лешечку тут оставлю?
И бабушку? Скучать по мне будут, наверное, же.

Голованов: Сбегайте все вместе.

Полозкова: С бабушкой (улыбается) Ой, бабушке
понравится в Гоа, Леша… Не могу пока. Потому что там очень здорово думается.  А здесь очень здорово делается. Объединить это пока нельзя. Приходится сюда ездить думать. А сюда – приезжать и их осуществлять. Так вот уже происходит второй или третий год.

Колезев: У нас, как я понимаю, остается пять
минут общения, до того как мы все поедем в 2 КУ. Давайте мы послушаем еще кого-то в зале. Если у кого-то есть поднятая рука, есть вопрос… Руки нет? Вопросов нет? Тогда нам Вера обещала спеть.

Полозкова: Спеть? Ой. Сплясать, давайте
уж….

Колезев: Да и сплясать тоже.

Полозкова: Боже… Спеть…

Колезев: Давайте попросим…

Полозкова: Я себя чувствую просто, как на
детском утренники. Просто «Верочка, спой!»

Колезев: На табуретку встанешь?

Полозкова: Я, кстати, видела фотографии
своего брутального друга в семейном альбоме в костюме зайчика. Моя жизнь больше никогда не будет прежней. Потому что этот человек в драных джинсах, который будет сегодня жарить блюз, жестокий совершенно… Он был когда-то на детских утренниках в костюме зайчика, в белых шортиках. Понимаете, эротическое мое самосознание порушено абсолютно.

Колезев: Похлопайте, пожалуйста. Поддержите
мою просьбу, чтобы Вера, что-нибудь исполнила.

Полозкова: Что спеть-то Леша?

Из зала: Про зайчика!

Леша: Про Галю.

Полозкова: Про Галю спеть?

Ой, да было дело, выбегала Галя, да на широкий
двор.
Кое-как надела джинсы, блузку, космы - да
на пробор. Оой…
Плакала Луне о своей беде.
Да Луне-то что? Луна-то вона где.

Ой, гуляла Галя, запивала чипсы Миллером.
Думала, крутила с фирмачом, а вышло - с киллером.
Оооой, мокрые дела, в "девятке" - два ствола,
а она уже сто дней как тяжела.

"Сыночка, родной, давай, скорей родись.
Вырастешь большой, да станешь ты юрист.
Отмажешь подлеца, преступного отца.
Только б до тех пор он не словил свинца".

Ой, да было дело, выбегала Галя на широкий
двор.
Кое-как надела джинсы, блузку, космы – да
на пробор. Ооой…
Плакала Луне о своей беде.
Да Луне-то что? Луна-то вона где.  

Колезев: Поаплодируем.

Полозкова: Спасибо. Весело было с вами.

Колезев: Вера, закончила – давай тост какой-нибудь.

Полозкова: Тост какой-нибудь…

Колезев: Чтобы у кого налито – те выпили.

Полозкова: Друзья мои! Давайте выпьем за
то, чтобы вам было по-всякому. Но никогда не было скучно! Ура!

Колезев: Спасибо всем, это была Вера Полозкова.
Удивительный в общении человек. Очень приятно было поговорить. Вера, спасибо большое. Хорошо, все собираемся и поехали в 2 КУ. Это была «Правда жизни». Следующая будет в субботу, и мы будем обсуждать строительство или не строительство храма в Екатеринбурге на площади Труда. Приходите.в 7 часов. Приходите все.

* * *

Площадка – кафе «Правда» (Екатеринбург,
Карла Либкнехта, 13)

Организация – агентство коммуникаций
«Red Pepper»

Видеозапись и монтаж – Дарья Демидова,
Екатерина Демидова

Медиа-поддержка – информационное агентство
«URA.Ru»

Расшифровка – Никита Мельников

Ведущие – Дмитрий Колезев и Данил Голованов
Поддержать автора
Оценить
новость
dislike like
Комментарии
avatar
Аноним